Мой клан всегда придерживался правил, и я никоим образом не хотел осквернить святилище. 
      -- Конечно, это могло произойти и случайно, без злого умысла.  Но закон одинаков для всех.  И тем более я не могу закрыть глаза на возмущение стольких молящихся, на показания священника, который вас проклял. 
      -- Я исповедую другую веру.  Почему я должен отвечать перед чужим богом за то, чего не совершал?
      Судья тяжело, по-старчески, поднялся и подошел к окну, за которым все так же лил дождь.  Он стоял, устало сгорбившись, полуприкрыв глаза.  Ральф подумал, что тот просто не знает как быстрее закончить этот разговор. 
      -- Интересно было с вами поговорить, Ральф Коэн, - произнес судья равнодушным голосом.  - Я бы и еще поговорил.  Но к чему это сейчас. . .  Ваше преступление доказано, казнь отменить я не могу.  Поверьте, мое сердце обливается кровью, но я вынужден придерживаться данной мною присяги. 
      "Проклятый лицемер.  Проклятый старый лицемер", - подумал Ральф, но вслух спросил:
      -- Не могли бы вы сообщить моему клану о приговоре?
      -- Да, мы обязательно поставим в известность клан Коэн.  Но, боюсь, вести дойдут до них уже после казни.  Кстати, насчет экзекуции.  Мы могли бы рассмотреть некоторые варианты. 
      -- Вы имеете в виду, что я могу рассчитывать на обезглавливание?
      -- Возможно.  Все-таки вы благородный человек, а не какой-нибудь разбойник.  Хотя, святотатцам у нас полагается либо виселица, либо четвертование. 
      Ральф поморщился:
      -- Четвертование меня не слишком привлекает, ваша честь. 
      -- Подумайте.  Ведь так был казнен король Лирии.  И бароны, задумавшие Ночной заговор.  Это больнее, чем повешение, но гораздо благороднее.  Вешаем мы обычно всякую шваль. 
      -- Я подумаю над этим, - пробормотал Ральф. 
      -- Не изволите ли вина?
      Ральф рассеянно кивнул.  Он знал, как должен поступить.  Просто нужно было собраться с силами и выдавить "я выбираю четвертование".  Он обязан позаботиться о репутации клана. 
      Судья позвонил в маленький медный колокольчик шесть раз.  Через несколько минут в комнату бесшумно зашел слуга с подносом.  Он ловко поставил на стол два кубка и наполнил их теплым вином из серебряного кувшинчика.  Поклонился и так же тихо вышел. 
      Ральф пригубил вино.  Оно было густым, темно-красным, резко пахло пряностями.  Ральф взболтнул жидкость, пытаясь унять дрожь в руках.  Голова кружилась, он никак не мог сосредоточиться.  "Мне надо выпить побольше", - думал он, вдыхая тяжелый аромат корицы, гвоздики и имбиря.  Но горло словно свела судорога, Ральф с трудом мог глотать. 
      Судья с наслаждением пил вино и грыз темный тростниковый сахар, лежащий в вазочке.  Он предложил и Ральфу, но тот лишь мотнул головой. 
      -- Собственно, для святотатцев у нас было еще одно наказание.  Раньше их изгоняли в долину, - задумчиво сказал судья.  - Но, возможно, смертная казнь более милосердна. . . 
      -- Почему вы так считаете, ваша честь?
      -- Вы чужестранец, наверное, ничего не знаете о долине.  Она опасна, поверьте мне на слово.  Но если вы предпочитаете опасность верной смерти. . . 
      -- Мне было бы интересно услышать о долине, ваша честь. 
      Судья вытащил из-под кипы бумаг на столе карту и развернул ее перед Ральфом.  Аккуратно выведенные тушью линии гор, затейливо изображенный герб на месте Авендана.  Возле города мелкой штриховкой была обозначена почти правильная окружность - та самая долина.  Судья начал рассказывать, обводя контуры тонкими холеными пальцами:
      -- Как видите, наш город стоит на краю большой низменности.  Она окружена горами, болотами и выход из нее только через Железные Ворота, на западе Авендана.  С давних пор туда изгоняли преступников, а чтобы они не могли выбраться, устраивали ловушки и строили охранные башни.  Насколько мне известно, оттуда никто не вернулся, кроме нескольких исследовательских отрядов, которые не заходили слишком далеко.  Долина сама себя охраняет.  Хотя, пожалуй, это все-таки лучше, чем верная смерть на виселице. 
      Ральф закрыл глаза.  Все умные мысли куда-то испарились, осталась только боль в виске и неясная тревога.  Выхода не было, только выбор. 
      -- Не торопитесь, подумайте хорошенько, - сказал судья.