– Полагаю, вы сделаете из этого визита для себя некоторые вводы… За сим прощаюсь. 
     И он действительно вышел, слегка поклонившись на пороге.  Протасов выдохнул и сел прямо на пол, мимо кресла.  Про-нес-ло… Входная дверь так и не хлопнула. 
     - Маня… Маня! – сорванным голосом позвал гробовщик.  – Кто это был?
     - Ты о чём? - откликнулась жена.  – В каком смысле – кто?
     Протасов, переведя дух, отпер бар и плеснул себе на палец «Камю».  А потом подумал и выжрал всё до капли из горла.  Разум понемногу занимал полагающееся место в черепе, и Протасову стало стыдно от того, как он вел себя перед этим… да обычным человеком, чёрт побери! Обычным человеком, братцы! Вот же идиот-то, а.  И обгадился, как последний пионер. 
     Как пионер, наслушавшийся лагерный страшилок. 
     «Это же был обычный человек, - дошло до Протасова.  – Самый обычный! А ещё шляпу нацепил.  Крюггер недоделанный». 
     Об оборванном проводе телефона он даже не вспомнил. 
     «Ну надо же какие люди злые на свете бывают, - вяло подумал Протасов, чувствуя, как коньячные пары блаженно заполняют мозг.  – Наверняка конкурент из «ВЖ» подстроил, чтоб ему на том свете в гробу вертеться.  Ничего для людей святого не существует.  Завтра же урою, собаку». 
     Протасову стало грустно от того, как по-идиотски он купился на такую банальную разводку.  Он даже всхлипнул от обиды, укладываясь на паркете в обнимку с бутылкой. 
     - С-сука, - прошептал он то ли в адрес выжиги-конкурента, то ли вслед незваному гостю, и провалился в сон. 
     
     * * *
     
     Идиотский сон, навеянный, несомненно нервной должностью и рабочим переутомлением, Протасов поначалу смотрел с некоторым интересом. 
     Жена, обливаясь, слезами, указывала на него каким-то квадратным мордам:
     - Вот он, дорогой мой Ванечка… ох, на кого ж он меня оста-а-авил…
     - Чего надо? – рявкнул, вроде как трезвея, Иван Петрович, но его бесцеремонно перебили:
     - Где покойник?
     - Покойник? Какой покойник? – встрепенулся Протасов, вроде как окончательно протрезвев.  – Почему зам не предупредил? Мы первые застолбили…
     - Мария Васильевна, - тем временем продолжали морды, - наша фирма выражает вам всяческие соболезнования и хотела бы поскорее получить тело, чтобы оформить всякие формальности…
     - Какое тело? Где тело? – возмутился Протасов, признавая в харях молодцев из «Вечной Жизни».  – Эт вы что, братцы, мимо меня с моей же квартиры трупы забирать будете?! Вот обнаглели! Ну-у, креста на вас нет!
     - Этот, штоль? – тем временем спрашивала одна из харь, не обращая ни малейшего внимания на праведное возмущение Ивана Петровича, и обращаясь исключительно к его жене. 
     - Ва-а-а-анечка-а-а-а-а-а! – заголосила супруга вместо внятного ответа и бросилась к Протасову, покрывая его слюнявыми поцелуями. 
     Он попытался вырваться, но не тут-то было. 
     А кирпичные рожи невозмутимо снимали с него, Протасова, мерки, занося в блокнотик, кратко отвечая на расспросы жены и полностью игнорируя его самого. 
     От бредовости ситуации Протасову поплохело, хотя он совершенно ясно понимал, что это дурацкий сон.  Но…
     За спиной «выжиг» мелькнул силуэт человека в шляпе, и у Протасова оборвалось сердце.  Он похолодел.  Хотел было что-то сказать – но слова застыли в горле.  А конкуренты споро и деловито заполняли какие-то бумаги. 
     - А чего не из евойной фирмы приехали-то? – спросила, наконец, жена, вытирая глаза платочком. 
     - Дык из уважения! Посмертный подарочек, типа! – гоготнул один из «выжиг».  – Сначала закопаем, а потом и в евонную фирму доложим.  Да вы не беспокойтесь, усё за нас счёт, без-вод… возд… короче, забесплатно!
     - Ну, если забесплатно. . .  – с сомнением произнесла жена. 
     
     * * *
     
     Абсурдный сон никак не желал кончаться.  Протасов пытался выкарабкаться из домовины и объяснить, что он не умер, а просто заснул, но его никто не слушал. 
     - Холодненький, бедня-ажечка, - пропела соседка с четвертого этажа, целуя его в венчик. 
     - Ты что, дура?! Я ж живой! – воскликнул он, отбиваясь от сильных рук похоронщиков, но его почему-то никто не слушал.  Ночью он, кажется, даже выбирался из гроба, шатался по квартире, но устал и лёг обратно.  Проснулся же он, когда его несли под заунывный вой соседской псины и нестройное дребезжание тарелок оркестра.  Он кричал и возмущался, но кто бы его слушал? Заколотили и опустили, неаккуратно стукнув гроб о дно могилы, и вскоре он услышал, как по крышке застучали комья земли. 
     … Тьфу ты, и приснится же такое!
     Протасов дёрнулся, просыпаясь, и застонал от облегчения.  На душе было муторно и неспокойно, но слава Богу, что проснулся. . .  Пойти, открыть бар, там есть ещё бутылка… Попытавшись встать, Иван Петрович почувствовал, что лежать ему не так чтобы удобно, хотя вокруг тихо, темно и мягко.  Он сунулся раз, другой, в бок, стукнулся головой и понял, что спьяну залез под стол… Или не под стол… Руки затекли в неудобном положении, а ноги что-то жало… Протасов понял, что это, похоже, очень неудобные ботинки.  Он пошевелил пальцами, и картонная подошва отвалилась, пальцы уперлись в какую-то стенку. 
     - Э-эй… эй… - прошептал он, подозревая самое худшее, но отказываясь поверить в этот кошмар. 
     Запах, привычный сырой запах, столь знакомый ему по роду профессиональной деятельности, обволакивал тело. 
     - Свят-свят-свят, - пробормотал Иван Петрович.  Почему-то он не испытывал паники, видимо, до шокированного мозга ещё не дошло нынешнее положение, но Протасов чувствовал, что паника не за порогом.  Вот-вот до него дойдёт, что это не сон, и тогда…
     Похоронщик дёрнулся и почувствовал, что руки у него связны.  «Сволочи, - подумал он, - какие же вы сволочи… даже руки развязать забыли! Халтурщики! Да что ж это в мире-то деется… Ничего святого…».  Его разум всё ещё пытался вообразить, что это сон, шутка, что угодно – но только не сырая замогильная реальность, и Протасов подсознательно пытался отсрочить волну ужаса и сумасшествия профессиональным возмущением.  «Сволочи, ботинки приличные стырили и руки развязать забыли».  Возмутившись, он попытался высвободить запястья, и тут же отлетела дешевая пуговица от манжеты.  «Жмоты! Ворьё! Хал-турщики! Нормальную рубашку, и то стырили!»
     Руки были связаны слабо, и вскоре Иван Петрович получил возможность вволю царапать по крышке гроба, оббитой дешёвым ситцем, профессионально отмечая: материя плохо прибита, доски плохо оструганы… Вот жульё! Грудь давило, он ощупал карманы и вытянул бумажник, набитый резаной бумагой.  «Твою мать, – пробормотал он.  – Мало того, что вы, уроды, меня закопали, так вы ещё и во гроб женой положенное вытащили! Совсем страх божий потеряли! Креста на вас нет!» От осознания факта, что конкуренты с ним поступили в совершеннейшей точности с правилами его собственной фирмы, стало глухо и безнадежно.  Наконец-то разум сдался, и Протасов почувствовал: это не сон, это совершеннейшая правда.  И бумажник пустой.  И ботинки картонные.