. . .  Ловцы рыб выйдут на берег.  Опустят сети, богатые уловом.  И сети рассыпятся прахом.  И рыбы, обратившись в змей, расползутся по норам. 
      . . . И придут ветры.  И нем будет тот, кто возропщет.  Ибо земля та отравлена Бесом. 
      (Из рукописей Средневековья)
     
     
     Глава 1. 
     
     Ночной лес неистово шумел.  Порывы северного ветра тревожили его сон.  И лес - неуклюжее животное, до одури отмахивался листвой - отвисшей шкурой, страшась оказаться разорванным в клочья. 
     
     Ветер трепал лесную шкуру, и казалось, этот неуемный хищник вот-вот доберется до нависшей луны, поволочет ее по небу и бросит в стаю туч на растерзание. 
     
     На открытой поляне, куда врывался вездесущий ветряной ураган, безропотно стлалась высокая трава и играючи поднималась при малейшем успокоении стихии.  В траве, покрытой лунным серебром, виднелось светлеющее пятно.  В его очертаниях, сквозь колыхание травы, угадывался женский силуэт, укрытый белоснежным саваном.  Над ним нависла согбенная фигура мужчины в черном одеянии, чья тонкая дрожащая рука изящно скользила по покрывалу и волосам той женщины.  Мягкие, роскошные волосы ее переплелись с травой и в трепетном волнении вздрагивали по всей своей длине.  Ночной соглядатай, что затаился неподалеку, стал пятиться назад, опасаясь быть застигнутым врасплох. . . 
     
     
     Брызнул дождь.  Скоро прекратился, насытив пространство ночными запахами трав.  И путник, вышедший из лесного мрака, остановился перевести дыхание.  Его путь лежал в обратном направлении от городских огней, мерцающих вдали.  Нужно было спешить - в полночь стражники проведут последнюю перекличку новой смены, затворят ворота и потушат факелы.  Наступит кромешная тьма и поди-разбери, где спасительная лазейка в стене.  Те, кто опаздывает к сроку - чаще укрываются в ближнем перелеске, но благо, если запоздавшие ехали на телеге, да еще везли сено; хуже пешим - для них покрывало - рубаха, а подушки - молодые ветки талинника. 
     
     В своих нехитрых раздумьях путник миновал заросли боярышника, пересек косогор, и замедлил шаги на поляне, вблизи старого заброшенного особняка.  Свет полнолуния выхватывал лишь часть фасада, где зияли пустые глазницы окон.  Несмотря на внешнее сиротство, дом имел двойников.  Неподалеку они растворились в черных пятнах ночи.  В одном жил приходской священник, в другом выжившая из ума старуха.  Эти здания расположились треугольником, внутри которого вместились городское кладбище, поляна и Туманное озеро. 
     
     Между тем путник, зачем-то пригибаясь и прислушиваясь к шорохам, взобрался на ступени этого дома. 
     
     - Ларс! - он явственно услышал свое имя, не успел сообразить ничего, как его позвали: -Ларс?
     
     Голос был каким-то заискивающим.  Ларс застыл на месте, а его голова вжалась в плечи. 
     
     -Ларс, дурачина, да подойдешь ты наконец?
     
     - Боже! Кто это? Кто? - завопил Ларс и бросился наутек. 
     
     . . . Он пришел в себя на поляне.  Преодолевая боль в легких, он добрался до трухлявого пня и навалился на него. 
     
     «Боже, я задыхаюсь. . .  Кто там был? С таким голосом». 
     
     -Как ноги чешутся.  Черт.  В крапиву влез? Да через штаны она не берет.  Кто-то же окликнул?. . . Меня. . . Нельзя одному тут лазить.  Чертово место!
     
     В горле запершило, покашляв вволю, он поплелся, пытаясь совладать со своей тяжелой одышкой, к дому священника, окруженному могучими кедрами, садом и цветником. 
     
     «Где этот любитель цветов и чужих баб? Поселился за кладбищем, подальше от глаз людских.  Скоро на кладбище переселю.  Здесь я его и закопаю, живьем закопаю. . .  Мне его священство по боку.  Он еще меня не знает.