Когда священник пригласил Марту к столу, был подан суп, замечательный мясной суп, приправленный специями и подкрашенный шафраном; закуски из мозгов и из печенки.  Когда и с этим расправились, была подана великолепная свиная вырезка, бело-розовая и удивительно сочная. 
     
     
     2. 
     
     В праздник св.  Пафнутия с раннего утра лил дождь.  К полудню непогода угомонилась.  Притихший город слушал хоральные песнопения в костеле Непорочного зачатия.  Утренняя месса затянулась дольше обычного.  Много детей привели их набожные родители для принятия святых таинств крещения и первого причастия.  Голос священника звучал по особенному торжественно. 
     
     После ночного факельного шествия и погрома, который был устроен в доме отца Марка, люди остерегались ходить в храм, подозревая священника в связях с беспутными женщинами.  К таким относили и Марту.  Ведь она прожила тогда у священника несколько дней, объясняя это тем, что Ларс бьет ее.  В тот период и священник отменил службу и не показывался на людях. 
     
     -Наверное, Ларс побил их, застал вместе и побил. . . , -догадывались многие. 
     
     -Бить таких надо, но почему она продолжала жить у священника, -так обычно отвечали. 
     
     Когда закончилась месса и удалился шум тяжелых монашеских одежд, Отец Марк прошел вдоль рядов церковных лавок, закрыл плотнее входную массивную дверь и по крутой деревянной лестнице поднялся на органную площадку.  Он долго не мог заставить себя нажать на клавиши органа.  Последние три недели он не играл.  Да тут еще его одолевал чудовищный кашель - последствие ночи, проведенной в охотничьей яме. 
     
     Но вот органные трубы выдохнули первые звуки.  Он решил играть хоральные прелюдии Баха.  Он всегда стремился играть именно Баха в минуты духовных поисков, сомнений.  Как никогда в эти минуты он ощущал себя монахом.  Он вел божественный разговор посредством бессловесных звуков, проникающих в душу.  Он молился играя.  И эта музыка была его молитвой. 
     
     
     
     . . . Из церкви Отец Марк направился к заброшенному особняку.  По пути он свернул к себе и захватил приготовленные топор и щипцы. 
     
     Дверь, забитая гвоздями, потребовала приложения длительных усилий.  Мешал кашель.  Он утер со лба пот, прорубил отверстие, достаточное, чтобы проникнуть в коридор.  Со стен пластами посыпалась штукатурка и захрустела под подошвами.  Дверь, что вела в зал тоже была заколочена, но поддалась легче. 
     
     Та утварь, что предстала его глазам, была покрыта толстым слоем пыли.  Старые вещи как угрюмые обитатели моря, залегли на дно и лениво поглядывали на священника, забредшего в их спящее царство.  Отец Марк, опасаясь нарушить их покой, ходил, опустив голову и руки, изредка шевелились его губы, будто он прочитывал на вещах отголоски своих мыслей, забытых мыслей на забытых вещах.  Он опустился на колени и поводил головой из стороны в сторону, упрашивая себя о чем-то.  Он стоял перед россыпью шахматных фигур из кости; оживленно, на низких тонах, завел с ними разговор.  Он протирал их носовым платком за что-то извиняясь.  И заблестели холодным блеском изящные пешки, неприступные башни-ладьи, гордые слоны и кони, надменные ферзь и король. 
     
     . . . Из сваленного в углу хлама он извлек прутик из орешника, почерневший, но сохранивший неразборчивую надпись на латыни.  Держа его в руках, хотелось им взмахнуть и повести философскую беседу у камина о магах и об искусствах.  Священник отрешенно смотрел перед собой, что-то припоминая. 
     
     . . . Нервный импульс прожег спину священника, будто струя кипятка.  Он ощутил подобие колкого взгляда, обернулся и прокричал:
     
     -Ты звала меня? Да!?
     
     Но от крика голос он сорвал, и уже хрипя выговорил несколько фраз:
     
     -Я тебя вижу.  От меня не скроешься.  Ты здесь! Ведьмы не умирают?!
     
     Он прошел к креслу, удобно уселся, расставив руки.  Глаза его сверкали, с лица не сходила торжествующая улыбка. 
     
     -Мама? Скажи, не умирают ведьмы?
     
     -. . . 
     
     -Я знал, что ты ответишь утвердительно, - он заговорил шепотом, ибо ощущал, что ведьма подошла к нему близко.  - Но зачем тебе Олина? Зачем ты изводишь любовными утехами Марту, и она думает, что это я? Ты хочешь, чтобы меня отправили к тебе, отрезав голову или забив палками, -он повернул голову в другую сторону, будто кто-то невидимый прошел за спинкой кресла, - Ты ждешь меня на том свете, потому что на этом не дождалась.  Правда, мама?
     
     А что нам мешает? Где граница между жизнью и смертью? Мы можем начать нашу жизнь в нашем доме, только пыль смахнем.  И те же роли: мама и сынок.  Конечно был еще папа.  Он рано нас покинул.