Девушка - Ольга Андреева – был ответ. 
     ОЛЬГА АНДРЕЕВА.  Ответ безжалостный, хлёсткий, как реальность.  Я остолбенел на какие-то мгновения, а затем, борясь с нахлынувшей слабостью и тошнотой, всем естеством осознал всю ясность случившегося.  Меня вдруг охватил такой приступ паники, захватило такое глубокое и всеобъемлющее отчаяние, что я совершенно отупел, оглох и некоторое время ни на что не реагировал. 
     - Молодой человек, вы родственник? Кто были вам эти люди? – доносился до меня, как сквозь сон, голос высокого милиционера. 
     Я не отвечал и смотрел остекленевшими глазами, как сотрудники МЧС извлекают из покорёженного салона… Я щурился и заметил знакомое цветастое платье… Платье моей девушки… Лёгкое, как летний ветерок, нежное и гладкое, как молодой лепесток розы… Сколько раз я гладил эту ткань, любовался ей… Когда Олька впервые его одела, я, увидев её, весь обомлел – такое оно было красивое.  В нём Ольга, и без того вся цветущая, как весна, расцветала ещё ярче… Теперь же это были вымазанные маслом, кровью, опалённые лохмотья… Всё, что осталось от моей Ольки, от моего СЧАСТЬЯ… Я поднял с земли рваный лоскут летнего платья и поднёс его к губам.  Ткань пахла кровью, смертью, трагедией…
     Я, зажмурившись и плотно обхватив голову руками, опустился на колени и зарыдал, как малый ребёнок.  Смутно помню, долго ли я пребывал в таком состоянии.  Помню только, как какой-то врач из «Скорой» сделал мне укол в вену.  Потом я отключился, а когда уже очнулся, то находился в своей квартире наедине с родителями.  Мои отец и мать усердно старались меня отвлечь от того, что произошло, но страшная картина трагедии продолжала неколебимо стоять в моей памяти, перед моими глазами.  Я мог делать, что угодно, быть где и с кем угодно, но призрак трагедии неотступно следовал за мной, не давая мне передышек.  Изуродованные машины, чёрное жидкое пятно на асфальте, завывание сирен, окровавленные перчатки и халаты врачей, цветастое летнее платье… Всё было чётким, пугающе реальным…
     Похороны организовывали дедушка и бабушка Оли, им помогали мои родители.  Заказ цветов, выбор надгробной плиты, нарядов для умерших.  Всё было сделано.  Осталось последнее – прибыть на кладбище и проводить мою Олю и её родителей в последний путь. 
     Я ещё с трудом отошёл от аварии, как настал день похорон.  Был только узкий круг родственников и близких.  Были и мои школьные товарищи, с которыми я провёл все каникулы.  Мелким дождём плакало пасмурное утро, и маленькие капельки воды соскальзывали с закрытого гроба моей девушки.  Пахло сырой землёй и прелостью.  После таких аварий хоронили только в закрытых гробах.  Я остановил двух похоронщиков, принявшихся опускать гроб, прильнул к гробовой крышке и прошептал, прикрыв глаза и гладя ровную деревянную поверхность: «прощай, Олька.  Я буду тебя всегда любить.  Всегда».  Гроб опустили в яму, и каждый из присутствующих бросил, как водится, ком земли.  Я всё видел в серых тонах.  Серое на сером.  Я ходил везде, как пьяный, и не сразу откликался, когда меня звали. 
     
     
     
     
     ***
     
     
      Прошёл год.  В моей жизни ничего особо не изменилось.  Моя учёба шла довольно успешно.  Автомобильная авария, безжалостно отнявшая у меня любимого человека, здорово выбила меня из колеи.  Это было видно и по моему внешнему виду, и по некоторой внутренней отстранённости.  Бывало, отчаяние так сильно поглощало меня, что мне хотелось забыться, впасть в оцепенение.  В такие часы я в одиночестве бесцельно бродил по паркам и вечерним улицам, подолгу глядел на водную гладь где-нибудь на прудах в Измайлово.  Или же просто лежал на кровати в полной темноте.  Тем, не менее, жизнь и время продолжали своё течение.  1990-й год.  Если в моей жизни, представлявшейся мне теперь сплошной серой линией, ничего не происходило, то в стране, да и вообще в мире, происходили самые тревожные и не предвещающие ничего хорошего изменения и события: неспокойный общий политический фон, бесконечные очереди в магазины с пустеющими прилавками, продукты по талонам, обнищавшие жители, рост криминала.  Жить Советскому Союзу оставалось год. 
     Однажды, в один из жарких августовских дней, я отправился за город, но не на велосипеде, а на собственном «Москвиче».  Прежде, чем пересекать городскую черту, я заехал на кладбище – побыть на могиле моей Оли.  Кладбище, казалось, всё расширялось.  Бесконечное море гранитных плит, памятников, крестов.  Я неспешным шагом минул белокаменную часовенку и сразу за ней повернул направо.  Пройдя немного вперёд, я оказался у двух сросшихся у основания высоких берёз, шорох листьев которых словно убаюкивал мою Олю.  Я открыл дверцу калитки и шагнул к трём надгробным плитам, остановившись у крайней справа.  Присев на корточки, я коснулся пальцами фотографии девушки-ангела в надежде ощутить её кожу, притронуться к её ресницам и губам, но ощутил я лишь холодную, немного шероховатую, поверхность камня.  Никто и ничто уже не могло вернуть мне её, но светлый образ Оли навсегда сохранится в моей памяти.  Все наши встречи, прогулки, все светлые и яркие эмоции, которые я испытал в то время – всё это я пронесу через года.  Это была чистая, абсолютно искренняя любовь и верность, уничтоженные смертью.  Я прислонился рукой к шершавой берёзовой коре.  Стояла тишина, нарушаемая только пением одинокого соловья в ветках деревьев.  Я поднялся с корточек, медленно набрал в лёгкие воздух и выдохнул.  Ещё немного постояв над могилами, я направился к выходу с кладбища, завёл «Москвич» и покинул эту большую поляну с её шептанием вековых деревьев, с её запахом прелости и сырости, с её скорбной тишиной. 
     Несмотря на то, что я оставил машину в тени, в салоне было очень душно.  Вечером я прибыл на то место, где год назад мы с друзьями стали свидетелями фантастических событий.  У нас был один человек, который исследовал паранормальные явления.  Он обещал как-нибудь встретиться с нами, чтобы мы показали ему то самое место.  А пока я просто сидел в сгущающихся сумерках и смотрел на тёмную и неподвижную, как монолит, гладь озера, в водах которого зыбким призраком отражался нависший серпом месяц.  За моей спиной над полями стелился клочковатый туман, оставляющий на травах маленькие бисеринки росы.  По темнеющему небу незаметно ползли причудливые вечерние облака, низ которых гаснущее солнце окрашивало в светло-багровый цвет.  Ветра не было совсем.  Впереди, за чёрным пятном озера, неподвижно и задумчиво стоял лес.  Было тихо, тишину нарушал только далёкий крик совы.  Я прислонился к бамперу «Москвича» и смотрел на зажигающиеся звёзды, думая о чём-то своём.  Тёплый августовский вечер робко притих, будто ожидая чего-то.