С пива нестерпимо захотелось ссать. 


     - Пошли, школу обоссым! – предложил Базуй. 


     - Пошли, - сказал я. 


     Мы подошли к зданию школы – одноэтажной полуразвалившейся халупе – и взобрались на крыльцо.  Я хотел отлить с крыльца на землю, но у Клима была идея получше. 


     - Давайте дверь замастим! – сказал он.  – Суслиха завтра возьмется и замастится. 


     Базуй захохотал.  С пива его совсем развезло.  Я тоже заулыбался.  Суслиха – это наша директриса и одновременно математичка.  Редкостная дура. 


     Мы встали перед грязно-голубой, давно не крашеной дверь, расстегнули ширинки и принялись ссать.  Ссали молча, с наслаждением вслушиваясь в журчание струй.  Клим изо всех сил пытался обоссать дверную ручку, но напор его мочи был недостаточно силен для этого. 


     - Блядь! – сказал он и, досадуя, плюнул.  Смачный, зеленовато-желтый харчок повис на злополучной ручке. 


     Базуй снова захохотал.  Его дебильное ржание уже начинало меня бесить.  Старше меня на два года, осенью в армию пойдет, а дурак дураком. 


     - Чё ты ржешь, урод?! – сказал я. 


     - Дак чё…


     - В натуре, Базуй, задрал уже… - начал было Клим, но вдруг осекся, уставившись куда-то в одну точку огромными глазами. 


     - Ни хрена! – просипел он и поднял руку с торчащим указательным пальцем.  Я скользнул взглядом вдоль его руки и уперся базуевскую серую куртку, на которой сидела здоровенная черная муха или какое-то другое насекомое, похожее на муху. 


     Базуй опустил глаза, заорал и со всей силы вдарил себе по животу.  Муха шмякнулась на бетон.  Базуй поднял ногу и припечатал муху подошвой своего говнодава, превратив ее в пятно зееновато-белой, похожей на сопли, жидкости. 


     - Тьфу, мразь! – с отвращением плюнул Базуй. 


     - Овод что ли? – спросил я.  – В мае?


     - Хер его знает! – лениво ответил Клим. 


     Он достал из кармана куртки сигареты, закурил.  Я присоединился к нему.  Базуй, никогда не имеющий своего курева, выклянчил сигарету у меня.  Мы сидели на перилах, ограждающих школьное крыльцо, и молча дымили. 


     - Эх, щас бы ганжубас! – мечтательно сказал Базуй. 


     - Куда тебе ганжубас! – презрительно сказал Клим.  – Ты и так на всю голову отмороженый!


     Базуй опять заржал. 


     Клим отвесил ему пендаля, так что Базуй враз умолк и отошел, обиженно потирая зад. 


     - Ты, Череп, куда после школы пойдешь? – спросил Клим. 


     - Не знаю, - сказал я.  – Попробую в технарь поступить.  А чего? Не к вам же в путягу идти?!


     - Да не, в путяге тоже ништяк, - возразил Клим.  – Учить ничего не надо.  С места поднялся - уже тройбан, слово сказал – четверка, на! Три слова - «Садись, пять!».  Жить, опять же, в общаге.  Наконец-то от мамкиной титьки оторвешься.  И стипуху платят.  Так что, не ссы!


     Клим еще что-то хотел добавить, но в этот момент из-за школы послышались голоса, как будто двое о чем-то оживленно говорили.  Мы умолкли. 


     Тотчас из-за угла вывернула Ксюша Глобистова, или, как ее звали все в поселке – Ксюша Ку-Ку.  Только она могла так громко и быстро разговаривать сама с собой.  Раньше-то она была нормальной, с Базуем в одном классе училась, но год назад наши пацаны ее пустили по кругу, и она свихнулась.  Теперь вот ходит – грязная, со спутанными волосами, вечно в одной и той же одежде – и разговаривает сама с собой.  Бормочет чего-то, как будто молитвы читает, только ни слова не разобрать. 


     - Эй, Ксюша, сосать будешь? – заорал ей вслед Базуй.  Ксюша не обернулась и даже не ускорила шаг, только ее речь, и без того до неразборчивости быстрая, стала еще быстрее. 


     - Дебил ты все-таки, Базуй! – сказал я.  – Чья бы корова мычала, а твоя бы засунула язык в жопу и не бздела! Радуйся, что сейчас с нами тут размудаешь, а не на параше кукарекаешь. 


     Случай с Ксюшей я помню, потому что сам при всем этом присутствовал. 


     *


     Мы тогда сидели с пацанами в одном из брошенных домов (у нас в селе таких полно) и бухали.  Я, Клим, Базуй, Косой, Прыщ и Зона.  Пили принесенную Косым бодягу.  Я тогда впервые по-настоящему нажрался.  Домой идти я не хотел: мать убила бы, а потому полусидел-полулежал на лавке, прислонившись к стене.  Меня зверски мутило, перед глазами все плыло, и вообще я уже ничего не соображал. 


      Спирт допили, и кто-то из пацанов – кажется, Клим, - пошел за догоном.  Только вместо спирта принес два литра браги и привел Ксюшу.  Она тогда только-только девять классов закончила и собиралась в город ехать, в колледж поступать.  Нормальная была девка: и фигура ничего, и целку из себя никогда не строила, если пацаны побухать звали. 


     Мне плеснули в стакан браги, и я сдуру выпил.