. . 
      -- А мне этим чеком подтираться, что ль? - стражник презрительно скривился. 
      -- Тобой подотрутся, идиот! Тебе деньги предлагают, не хочешь - не надо, другой возьмет. 
      Стражник хмуро оглядел арестантов, которые с нескрываемым интересом слушали разговор и, наконец, решив, что навар стоит риска, сказал:
      -- Ладно, дай ему бумаги, Гарт.  Пиши свой чек.  Только учти - деньги для нас двоих, и у нас дети малые, жены, любовницы, собаки и престарелые родственники, все есть хотят. . . 
      -- Ага, и еще вы, небось, благотворительностью занимаетесь, - засмеялся Кронт. 
      -- Ну конечно.  Вот уже который год на нужды арестантов последнюю монетку отдаем, чтоб каждый головорез на хорошей новенькой веревке болтался. . .  Ладно - тридцать на каждого, и прям сейчас веду к судье. 
      Кронт хитро прищурился:
      -- Десять. 
      -- Что? Двадцать семь, так и быть. 
      -- Хм. . .  Пятнадцать. 
      -- Двадцать пять. 
      -- Восемнадцать - и если не согласны, будем ждать другой караул. 
      -- Ну, двадцать два, только из сочувствия к вашим несчастным родителям. 
      -- Тринадцать. 
      -- Как, было же восемнадцать?!
      Кронт закатил глаза к потолку.  Стражники переглянулись и главный из них сказал:
      -- Хорошо, пятнадцать.  По рукам?
      -- Ладно, - нехотя согласился Кронт. 
      Ральф, в некотором ступоре от неожиданного решения суда, молча наблюдал за торгом.  Пристроившись у лампы, он выписал чек.  Стражник изучил подпись, тщательно спрятал бумажку под мундир и сказал:
      -- Что ж, Гарт, кажется, этот и впрямь из благородных.  Имеет право на аудиенцию, как считаешь?
      -- Имеет, имеет, - проворчал второй и вытолкнул Ральфа из камеры. 
     
      Они долго шли по темным коридорам, спускались и поднимались по узким винтовым лестницам.  Старые выщербленные стены сменились новой кладкой: судебные помещения располагались в недавно выстроенной башне.  Вместо узких амбразур появились высокие стрельчатые окна.  Ральф не ожидал, что так обрадуется серому невеселому свету, который пробивался сквозь решетки.  Наконец, за большой ясеневой дверью их встретил помощник судьи - щуплый молодой человек в строгом темно-синем камзоле. 
      -- По какому делу?
      -- Да вот, из клана Коэн.  Желает поговорить с судьей. 
      -- Номер?
      Стражник достал список арестантов и назвал длинный ряд чисел, после чего помощник судьи отправился с докладом.  Через некоторое время Ральфу объявили, что судья готов его принять. 
     
      Судья стоял у окна и задумчиво глядел на дождь.  С его плеч ниспадала темная бархатная мантия, на груди блестели золотые регалии вершителя судеб.  Услышав, как вошел Ральф, он с сожалением оторвался от созерцания осенней непогоды и жестом пригласил арестанта присесть.  Здесь было тепло, в камине потрескивало пламя, толстый ковер заглушал шаги.  Ральф, наконец-то согревшийся, погрузился в мягкое кресло. 
      -- Ральф Коэн. . .  - промолвил судья, медленно, будто пробуя имя на вкус.  - У нас есть достаточно доказательств вашего преступления.  Полагаете, вам удастся их опровергнуть?
      Ральф нервно сглотнул. 
      -- Приветствую вас, ваша честь.  Я не собираюсь ничего опровергать.  Но. . .  Разве наказание соответствует моему преступлению? Я же не убил никого, ничего не украл.  И оскорбил чувства верующих только из-за досадной случайности. 
      Судья раздраженно потер подбородок и сказал назидательным тоном:
      -- Да, вы гораздо хуже любого вора или убийцы.  Вы оскорбили бога.  Нет, мы не можем вас судить.  Мы только можем отправить вас к нему.  Там, в Девятилунной, ждет вас настоящий суд. 
      -- Смерть всегда приходит - рано или поздно.  Почему для вас так важно именно сейчас представить меня на суд вашего бога?
      -- Молодость - это не оправдание.  Мне, дряхлому старику, приходилось отправлять на виселицу немало молодых, красивых и умных людей.  Я знаю, что это мне бы покоиться в земле, а им жить да жить.  Но справедливость важнее жалости - они преступники и сами выбрали свой путь. 
      -- Я не выбирал, ваша честь.