Поверхность из шишковатой и шершавой превращалась в идеально отполированную, прозрачную, словно чистейший горный кристалл. 
     - Клади ее туда, - сказал Дженай, указывая на бассейн. 
     - Ну уж нет, - алхимик попятился.  Опустить девушку в чан с непонятной дрянью? Не бывать этому. 
     - Я даю шанс…
     - Я это уже слышал, - злобно бросил Вивьен.  – Шанс утонуть или превратиться в нечто такое, что расплодилось там, в лесу.  Мы видели лагерь со стенами из гниющей плоти.  Видели то, что было под ним.  Что будет с Мили? Почему мне кажется, что во всем этом есть связь?
     - Она действительно есть, но не такая, как ты думаешь.  Вернее, не во всем такая.  Я не настаиваю, решать вам.  Но учти, что из той, кого ты называешь Мили, уходят последние капли жизни.  Вскоре может быть уже поздно. 
     - Нет! - решительно сказал Вивьен.  – Мы лучше умрем. 
     - Ты можешь решать за нее? Тогда садись и жди.  Я не стану принуждать.  Не хочу и не могу повторять ошибок. 
      Алхимик знал, что принял верное решение, но почему тогда так гадко на душе? Он словно стоял по колено в дерьме и продолжал медленно, но верно погружаться.  Мили лежала на его руках безвольная, с запрокинутой головой, бессильно свесив бледные, забрызганные грязью руки.  Вивьен осторожно, как самую большую драгоценность в мире, положил ее на пол.  Сам сел рядом, взял маленькие ладони в свои. 
     Внезапно ее веки дрогнули, открылись.  Алхимик почти физически почувствовал ту тяжесть, которую преодолевала Мили.  Бескровные губы что-то шепнули, но столь тихо, что Вивьен ничего не расслышал. 
     - Я не слышу, прости, - произнес он голосом, полным боли, и склонился над самым лицом умирающей девушки. 
     - Сделай… - пауза.  – Он… - еще пауза, на этот раз более длинная.  – Говорит…
     - Что? Сделать, как он говорит? – Вивьен почувствовал, как пол уходит из-под ног. 
     Мили еле заметно кивнула. 
     - Безумие.  Ты же сама просила не отдавать тебя.  Сама заставила меня пообещать. 
     - Сделай…
     Он снова поднял девушку на руки, сделал шаг по направлению к бассейну.  Тот не выглядел опасным.  Было в нем даже что-то притягательное, завораживающее.  Дженай стоял в отдалении, наблюдал. 
     Несколько футов до бассейна показались Вивьену вечностью.  Из головы пропали все мысли.  На их место пришло одно единственное чувство.  Алхимик ощущал себя жрецом древнего бога, которому теперь нес жертву. 
     У самого бассейна он остановился, все еще не решаясь исполнить волю Мили. 
     - Ты точно этого хочешь? – спросил он. 
     Девушка уже не говорила и не отрывала глаза – просто кивнула. 
     Дрожащими руками Вивьен опустил чародейку в жидкость.  Та оказалась теплой и вполне приятной на ощупь. 
     Первых несколько мгновений ничего не происходило.  Потом Мили широко распахнула глаза, дернулась и обмякла.  Вивьен с ужасом видел, как тускнеет ее взгляд, как становятся бессмысленными остекленевшие глаза. 
     - Нет! – выкрик прозвучал, как рев смертельно раненого зверя.  – Ты не можешь умереть!
     Ощущение потери нарастало стремительно и неумолимо.  Вивьен судорожно шарил руками внутри бассейна.  Но почему-то ничего не находил.  Тело словно растворилось. 
     - Она сделала свой выбор, - раздался за спиной голос Дженая.  – Прими его и смирись. 
     - Ах ты, ползучая тварь! Знаешь, каким теперь будет мой выбор? – алхимик медленно поднялся на ноги, вытащил стилет.  – Мне плевать, насколько ты силен, плевать, кто ты и откуда.  Я возьму твою жизнь – это мой выбор.  Что скажешь? Имею я право?
     - Имеешь, но тогда ты погубишь ее.  Смотри. 
     Вивьен, который ожидал какого-нибудь подвоха, все же краем глаза скосился на падающую с потолка жидкость.  Скосился и обмер.  Мало того, что поток стал значительнее слабее и продолжал уменьшаться, так стенки бассейна – в тех местах, где они были прозрачными, начали светиться белым цветом.  А потом колышущаяся гладь дрогнула, пошла волнами, словно от брошенного камня, и раскрылась. 
     Алхимик завороженно наблюдал, как жидкость выпускает недавно полученную добычу.  Мили поднималась медленно, словно все еще не уверенная в своих силах, в том, что жива.  Одежды на ней не было, стройное гибкое тело изогнулось, потом распрямилось струной.  Никаких ран, никаких следов тяжелого путешествия.  На удивленном и отчего-то грустном лице возбужденно горели глаза.